Имя Тебе Мир
Обычно до
Красненького Лидия добиралась долго, но в этот солнечный апрельский день
ей повезло. Еще не было десяти утра, а она уже прихорашивала мамину
могилку.
- Сейчас, мамочка, я песочек подсыплю. А вот сюда букетик твоих любимых тюльпанов поставлю, прямо у изголовья. Правда, красиво?
На кладбище Лидия всегда разговаривала с мамой вслух. Ей казалось, что мать слышит ее.
Закончив
дела, женщина села на скамеечку напротив фотографии матери,
прислоненной к деревянному кресту, и достала немудреный перекус.
-
Знаю, знаю, в сухомятку есть вредно, - она откусила кусок хлеба с
огурцом, - но термос с чаем я забыла дома, потому что торопилась к тебе.
Ты же знаешь, что времени у меня в обрез. Через два часа надо с внучкой
гулять на другом конце города. Кстати, Любаша – твоя копия в детстве.
Жалко, что вы не успели встретиться. – Лидия ненадолго замолчала, и
вдруг произнесла скороговоркой, еле сдерживая слезы, - Мамочка, у меня
ужасная новость. Я не хотела тебе говорить, но больше сказать мне
некому. От меня уходит Сергей.
Женщина разрыдалась. Немного
успокоившись и утерев слезы, она продолжила, - мы с ним прожили тридцать
лет, двоих детей вырастили. Ты же знаешь, что я всегда старалась быть
для него интересной. Чем только не занималась – рисовала, стихи писала,
курсы «макроме» закончила. Деревья эти дурацкие «банзай» разводила.
Потом не знала, куда их девать. Весь дом ими был заставлен. Сергей
смеялся, говорил у нас теперь не дом, а банзай какой-то. Я – бонза, а ты
– бонзиха.
Мы на все премьеры и выставки ходили, а то, что я в
живописи ничего не понимала, это было не важно. Главное - я
многозначительно молчала, когда художника хвалили или ругали. Сережку
это очень веселило.
Если честно, я всегда боялась его потерять… Говорят, чего боишься, то обязательно случится.
А
сколько мы путешествовали! Всю страну объездили. Даже в Казахстане
побывали! Помнишь, я тебе тогда шелковую тюбетейку привезла? Ты в ней
еще фотографироваться не хотела – говорила, что похожа на чукчу.
Так
вот чукчей оказалась я. Глупой, доверчивой чукчей, которую обманул
заезжий урус. Попользовался моим теплом и любовью, детей завел, а потом
сбежал к молодой девчонке. Седина в бороду – бес в ребро. - Лидия тяжело
вздохнула.
- Знаешь мама, больнее всего, что это началось сразу после твоей смерти. На девятый день он пришел, как чужой.
Дочки
между нами разрываются... Я же их всю жизнь учила отца уважать. Я тебе
раньше не рассказала – надеялась, что все образуется, и Сергей
одумается. Ведь нельзя так просто зачеркнуть тридцать лет жизни! - Лидия
сдержала подступившие к горлу слезы. – Все, все, не буду плакать.
Побегу. Я к тебе через недельку опять приеду. Скамеечку покрашу.
Она быстро зашагала к выходу, не замечая весеннего треньканья птиц и аромата набухающих почек.
Но
через неделю поездка на кладбище не состоялась. Завертели, закружили
дела - муж решил делить нажитые за жизнь вещи, намекал на размен.
«Хорошо,
что дочери живут отдельно», - думала Лидия, завязывая в покрывала
посуду, постельные принадлежности и неизбежный многолетний хозяйский
хлам.
- Забирайте, мне не жалко, - она завязала последний тюк и, упав ничком на диван, зарыдала.
- Мама, не убивайся ты так. Папа опомнится и вернется к тебе, - в комнату тихо зашла старшая дочь.
- Катя, я его предательства не переживу! Как он не понимает, что убивает меня?!
На
Красненькое Лидия попала только через месяц. Деревья покрылись густой
листвой на радость птицам, которые щебетали на все голоса в скрытых от
людских глаз гнездах.
Стараясь не испачкать джинсы, Лидия красила скамейку и рассказывала матери последние новости:
-
Вещи я ему собрала, а он их не взял, и квартиру разменивать передумал.
Так тюки посреди комнаты и стоят. Сил нет их разобрать. И, вообще,
мамочка, сил у меня нет ни на что. Даже на внучат. Что-то я совсем
расклеилась. Все плачу и плачу. Спать перестала, есть не могу, похудела
на десять килограмм.
Мамочка, я к тебе хочу. Забери меня к себе. Я
эту боль в сердце не могу больше терпеть. – Лидия прикусила губу, чтобы
не зареветь, – а девочке, к которой Сергей ушел, я письмо написала, но
пока не отдала. Она же молодая, как наша Катюха, а значит глупая. В
такого мужика, как мой Сережа каждая может влюбиться. – Лидия закончила с
покраской. – Мамочка, смотри, какую красоту я тебе навела. Хорошо, что
рядом с тобой есть место. Будут мои дети за нами обеими ухаживать.
Проходивший
мимо мужчина, услышав эти слова, с недоумением посмотрел на Лидию.
«Странная женщина, - подумал он, - ей ведь не больше пятидесяти, а
думает о смерти».
- Мамочка, - вспомнила перед уходом Лидия, - я
недавно заходила в Иоанновский монастырь, заказала за тебя чтение
псалтири на год, так что тебе теперь легче будет, - так монахиня из
свечной лавки сказала.
А может мне в монастырь уйти? Надо подумать. Ну, все, я побежала, моя родная.
На
Димитриевскую субботу на кладбище было многолюдно – народ чтил
родительские дни. Для ноября было необычно солнечно и безветренно.
Лидия
полюбовалась остатками золотой листвы на фоне безоблачного голубого
неба, поправила на голове платок, зажгла купленную у ворот уличную свечу
и, перекрестившись, начала медленно читать литию, не обращая внимания
на соседей, шумно поминающих своих покойников.
- Вечная память, -
протяжно пропела она три раза и с облегчением закрыла молитвослов –
молиться с непривычки было трудно. Скинув куртку, она подоткнула подол
длинный юбки, и принялась прибирать могилку, засыпанную пряно пахнувшей
осенней листвой.
Выметая мусор изо всех впадинок, она говорила:
-
А я, мамочка, начала в храм ходить, на Леушинское подворье, неподалеку
от дома. Представляешь, он почти десять лет открыт, а я все эти годы
мимо ходила и не замечала. А месяц назад словно прозрела.
Как там
хорошо, мамочка! Какие там иконы! Но самая удивительная икона «Аз есмь с
вами и никто же на вы». Это Сама Матерь Божия нам говорит: «Я с вами и
никто против вас». Жалко, что ты не можешь ее увидеть, - Лидия
вздохнула. - Я сейчас вернусь, мамочка. Пойду еловых веток принесу.
-
Сколько лет ты мне говорила – «иди в церковь, молись», а я тебя не
слушала, - продолжила она, вернувшись с колючей охапкой в руках. - Я
ведь думала, что религия – пережиток времени, а теперь поняла, что
пережиток времени – моя глупость.
Мамочка, ты прости, что я долго
у тебя не была. Мне было так плохо, что хотела руки на себя наложить.
Чуть в больницу не попала с нервным расстройством. Пить пробовала –
страшно вспомнить! А с Сергея, как с гуся вода. Алиментов ему платить не
надо – дети взрослые. Квартира у его девушки есть.
Ты
представляешь, ведь она ко мне приходила прощение просить! «Простите, -
говорит, - меня за то, что Сергей ко мне ушел. Он ведь вас давно
разлюбил, а жил из жалости!» Это он ей так сказал. Я хотела ее выгнать, а
потом заметила, что ручонки у нее трясутся, и ногти все обкусаны. Даже
жалко мне ее стало. «Дурочка ты, - говорю ей, - не понимаешь, что
делаешь. А Сергею его предательство я никогда не прощу!» Она тортик
вилкой поковыряла и ушла. Представляешь, мамочка, она мне торт принесла!
Смотрю
на нее в окно - идет на высоких каблуках, ножки-прутики в коленках
прогибаются, трясущимися руками глаза трет – плачет, горемыка.
Чувствует, наверное, что на моем горе свою жизнь строит.
Я тогда и
представить не могла, что буду молиться за нее и за Сергея. А помог мне
в этом святой Иоанн Кронштадтский. – Лидия достала из сумки иконку
Батюшки и поставила рядом с портретом матери. - Он всю жизнь в
Андреевском соборе служил в Кронштадте, а за помощью к нему люди со всей
России ехали. На службы тысячи верующих собирались, и Батюшка всех
исповедовал, каждому совет давал. Всю жизнь он жил для людей, о себе не
думал.
Я и в его квартире в Кронштадте побывала. В ней сейчас
музей. Я туда на экскурсию поехала. Полный автобус народу набрался. Люди
разные – верующие и нет. Я прибилась к двум женщинам в платочках. Они
ходят по квартире и говорят все время – «благодать, благодать». А я
ничего не чувствую. Душа болит, сердце словно камень.
Лидия
присела передохнуть и, прикрыв глаза, вспомнила, как в лавочке музея
купила книгу «Моя жизнь во Христе». В автобусе на обратном пути раскрыла
ее наугад и прочитала несколько страниц. Дойдя до слов «жизнь сердца
есть любовь, смерть его – злоба и вражда на брата. Господь для того нас
держит на земле, чтобы любовь к Богу и ближнему всецело проникала в наши
сердца: этого и ждет Он от нас. Это цель стояния мира», Лидия вдруг
почувствовала, что с ее сердцем что-то происходит. Оно словно
расширилось и наполнилось невыразимой любовью к Богу и ко всем людям. В
одно мгновение она простила мужа.
Это состояние длилось недолго,
но оно полностью изменило Лидию. Боль и обида, не дававшие ей покоя,
прошли. В сердце воцарились мир и любовь. Появилось непреодолимое
желание молиться за всех и всем помогать.
- Представляешь,
мамочка, в автобус я села несчастной брошенной женой, а вышла из него
счастливым человеком. Это меня святой Иоанн Кронштадтский пожалел! Я
теперь каждый день ему молюсь.
Лидия полюбовалась на укутанную еловыми лапами могилку.
-
Ну вот, мамочка, теперь у тебя чистота и красота. Я побежала. Завтра
хочу Любашу причастить, и самой надо к причастию готовиться, каноны
прочитать. Душой о грехах поскорбеть. Кстати, ты заметила, что я брюки
больше не ношу? С Богом, родная.
Лидия размашисто перекрестилась на золотой крест кладбищенской часовни и заторопилась ко всенощной.
|