В молодости, когда ее подруги тайком бегали помогать в только что открытый храм убирать мусор и старались хоть как-то облагородить святыню, которая долгое время использовалась как колхозный склад, Анна только насмехалась над ними. Ничего хорошего в религии, этом «опиуме для народа», она не видела. Сколько священников она повидала на своем веку – и ни в одном она не увидела тот свет, который мог бы осветить ее душу.
Да и нуждалась ли она в этом свете? Все в ее жизни было если и не идеально, то достаточно хорошо и стабильно. Удачный брак, работа в сельсовете, двое замечательных сыновей. Дом – один из самых больших в селе, машину купили самыми первыми. Жаловаться не на что.
А храм – ну стоит он на окраине села и стоит, никому не мешает, только с приходом «нового времени» священник стал более заметен в тихой и мирной жизни села. Крестные ходы перестали ограничиваться приходской оградой, ежегодно весной стали совершаться молебны на полях, установлен крест при въезде в село.
Всего бы этого не произошло, оставайся Анна на прежней работе, но годы, наконец, взяли своё, и Анна ушла на пенсию. Окруженная почетом на всяческих мероприятиях, она стала чужой среди своих односельчан. Видимо, зависть и страх, который испытывали к ней, наконец-то вышли наружу. Нет, в лицо никто ей ничего не высказывал — может быть, не было на то причин; а может быть, сказывалось то, что один из ее сыновей был лесничим и от него зависело, когда и кому, а главное, какого качества, привезут дрова; да и сноха занимала должность Анны в сельсовете (правда, теперь эта должность именовалась «замглавы сельской администрации»).
Зачем кому-то идти на прямой конфликт? Но жизнь Анны стала проходить как в вакууме. Никто ее не замечал, все сторонились ее, лишь односложно отвечая на вопросы и спеша по своим делам. Можно было, конечно, ходить к открытию магазина, там всегда есть о чем поговорить, но Анна подсознательно боялась, что, ощутив молчаливое игнорирование от всего общества, она не сможет пережить такой удар. Да и привычки такой у нее не было – работнику сельсовета нет возможности, да и нужды, бросать всё и спешить к привозу товара. Так и оставалась Анна наедине с собой, раз в неделю заходя к сыну и проводя дни за бесконечными сериалами, популярными в те годы.
Наверное, так и прошла бы ее жизнь, как зачастую и бывает, но коснулось её несчастье. Второй сын, разведясь с женой, уехал из города и поселился с матерью. Причина развода, несмотря на все слова сына, матери стала понятна сразу. Анатолий стал законченным алкоголиком. Не всякая жена сможет терпеть алкоголика в доме, тем более – когда в семье трое детей. А вот родная мать разве бросит в беде сына? Так и началась новая жизнь Анны. Ранее презиравшая пьяниц, она была вынуждена делить с вечно пьяным сыном кров. И слезы матери нашли маленькую трещинку в ее душе, расширили ее до раскола, изменившего напоследок всю ее жизнь.
Интерес к вере возник у Анны как-то незаметно. Через некоторое время, стыдясь саму себя, она попросила у соседки книги, которые лежали у той на столе. О том, на какую тему были книги, было понятно из обложек с изображениями храмов, священников, крестов. Принеся книги домой, Анна открыла для себя новый мир, мир таинственный, порой очень неправдоподобный для нее, но то душевное тепло, которое она ощутила в своей груди, безошибочно указывало на правильность выбранного пути.
И день за днем Анна менялась, начинала понимать, как много ошибок совершила она в своей, до этого казавшейся безгрешной жизни. Ей стало понятно отношение к ней односельчан, ведь она сама посеяла семена отчуждения. Зачастую не видела несчастья других, будучи не человеком, а бездушной машиной, исполняющей свои должностные обязанности. Смотрела свысока на низших и (что уж тут греха таить) льстила районному руководству. После смерти супруга завела любовника, хотя это и было для всех тайной (любовник был из города, встречи были достаточно редки), но дети-то знали, да и Господь… Он, конечно, простит, но грех остается грехом.
Самое же страшное, не дающее покоя, было то, что Анна совершала аборты. И теперь перед ее глазами стояли её нерожденные дети, которым она даже не дала имен. Сложно было понять, радость или муку принесло ей осознание своей греховности…
Страшнее всего для Анны было переступить порог храма. Уж, вроде как, и с соседкой переговорила о своих прежних грехах, рассказала ей всё-всё, да и священника ей было не стыдно, но вот предстать в храме перед глаза сельчан – этого она никак не могла вынести. Так и откладывала она посещение храма, молясь дома по купленному в городе молитвослову. Особенно усердно молилась она Богородице, изливая печаль свою – и о своей прежней жизни, и о нынешних скорбях с сыном, – не совсем понятными, но греющими душу словами: «Радуйся, Невесто неневестная».
Анатолий к тому времени совсем потерял человеческий облик; воруя у матери деньги и вещи, пропивал их с дружками прямо в доме, превратив уютный домик Анны в притон. Некоторое время Анна пыталась бороться с этим, но силы ее были на исходе и вскоре она слегла. Ни у кого не было сомнений, что встать ей не удастся.
Дом приходил в упадок, сноха не могла приходить к ней часто и некогда холеная женщина доживала свои дни в страшном убожестве. И лишь молитва укрепляла её, не давая скорбеть о будущей, чистой и безгрешной жизни, которую теперь хотелось бы прожить на земле, да не удалось – запоздало ее желание.
Теперь оставалась надежда на загробную жизнь, на предстательство Царицы Небесной, не оставившей человеческий род и по Своем Успении. За день до Преображения ГосподняАнна решилась пригласить священника. Этим священником оказался автор этих строк. В наскоро убранной избе совершилась исповедь и причащение.
Никому не известно содержание исповеди, но результат был заметен в угасающих глазах Анны, в которых верующий человек увидел бы свет нетварный. Умирая, Анна все-таки смогла изменить свою жизнь, стать христианкой, принять Господа в сердце свое. И упование её было не напрасным – от дня её смерти, наступившей в праздник Успения и до дня отпевания вся погода переменилась, облака как будто развели руками и солнце сияло над предосенней землей.
Хоронили Анну с хором и дьяконом, что было редкостью, по местной традиции священник отпевал один, но так сложилось, даже и не помню, почему. Проститься с Анной пришло почти все село, на глазах у некоторых были слезы, и лишь сын Анатолий, допившийся до белой горячки, кричал с каким-то дьявольским восторгом: «К Успенью успела!».